Предлоги, которые нам выбирают
Шахтеры, как утверждает известная строевая песня, тащат с собой в шахту клетку с канареечкой. Если та жалобно поет, надо принимать меры: раз-поет, два-поет, три-поет, а на четвертый сдохнет. И люди вслед за ней - если до того не успеют выбраться наружу.
В каждой сфере человеческой деятельности можно отыскать подобный индикатор, которому положено не возникать без нужды. Но как только он начинает обращать на себя внимание, следует насторожиться: аларм! происходит нечто нештатное! В сфере российского книгоиздания роль такой канареечки сегодня выпала слову из трех букв... Стоп. Те, кто подумал о знаменитом союзе зарубежных икса и игрека с бедным русским йориком, пусть дружно устыдятся. Совсем другие три буквы мы имели в виду. И даже часть (речи) другую. Глубоко служебную. О ее нелегкой службе мы и поведем речь.
Искусство составления книжного заголовка из поэтической прихоти превратилось у нас в дело коммерческое еще в XIX веке - примерно тогда же, когда солнце русской поэзии решилось-таки рукопись продать. Смирдин, Сытин и прочие издательские киты приглядывали за внешним видом товара, однако после 1917 года слова на обложках сильно потускнели, а после лихорадочно-ярких всполохов нэпа - пожухли навовсе. При большевиках литература перестала быть товаром и сделалась лишь частью общепролетарского дела, для которого упаковка не важна: желудки сознательных гегемонов обязаны переварить все и так. "Лес", "Хлеб", "Бруски", "Истоки", "Сибирь", "Строговы", "Драчуны", "Победа", "Картина" - названия советских романов, краткие до аскетизма и увесистые, как шадровские булыжники, знаменовали собой целую эпоху. Ту самую, где каменное слово, упав, становилось стройматериалом второго (после железного занавеса) эшелона обороны родины. Через двойную преграду просочиться удалось бы лишь чудом или контрабандой.
Первый прорыв был совершен в 1965 году: на излете "оттепели" журнал "Москва" напечатал роман француза Себастьяна Жапризо "Ловушка для Золушки" - произведение, сразу ставшее у нас суперпопулярным. Причиной тому был не столько детективный жанр романа, сколько его заголовок. Вместо туповатой, прочно стоящей на земле однозначности назывного предложения читатель обнаруживал качели, на которых субъект и объект с гибельным восторгом балансировали на оси хрупкого предлога-провокатива "для". Принадлежность и предназначенность, обреченность друг на друга и фатальная неизбежность невстречи - все это манило читателя сильней, чем незамысловатый сюжет про убийство и девушку, страдающую амнезией.
Первым испытать на практике галльское новшество рискнул уже в 1967 году писатель Валентин Распутин и потерпел фиаско: вслед за французом Валентин Григорьевич использовал тот же заветный предлог, тоже употребил женское имя, а субъектом выбрал, не без спекулятивности, конкретные "деньги". Загвоздка вышла с женским именем. Ах если бы автор вспомнил о сказочных Белоснежке или Аленушке! Какую историю домыслило бы читательское воображение! Впрочем, и среди других, не сказочных, вариантов можно было найти удачные. Напиши Распутин "Сюзанна" или "Клер", читатель окунулся бы в бодрящую эротико-финансово-зарубежную стихию; в словах "Лариса" или "Лика" проглядывала бы актуальная молодежная тематика; даже какая-нибудь беспафосная "Марь-Иванна" настроила бы на острые проблемы школы - тогдашняя публика это ценила (вспомним успех фильма "Доживем до понедельника"). Однако автор сразу пошел ва-банк, не сообразив, что евангельское имя настроит на мрачную притчевую торжественность, беллетристике не свойственную. Таким образом, Распутин взял аккорд не по чину, его повесть "Деньги для Марии" ажиотажа не вызвала, а эксперименты русской словесности с волшебным предлогом были заморожены до начала 70-х - до тех самых пор, пока через железно-каменную кладку не перепорхнула еще пара весенних птичек.
Имеем в виду произведения американца Курта Воннегута, чья "Колыбель для кошки" вышла на русском в 1970-м, а "Завтрак для чемпионов" - пятью годами позже. Строго говоря, в "Кошачьей колыбели" ("Cat's Cradle") и "Завтраке чемпионов" ("Breakfast of Shampions") отсутствовал предлог for, однако недаром чуткий к языку Сергей Довлатов отдавал должное переводческому дару Риты Райт-Ковалевой, а один из довлатовских персонажей даже замечал, что "Курт проигрывает в оригинале". Переводчица употребила формулу, у которой в России оказалось большое будущее. В романах Воннегута не было, разумеется, ни чемпионов, ни кошек, но это несоответствие витрины лавки ее ассортименту только помогло американцу стать кумиром нашего читающего сословия. Самую быструю реакцию продемонстрировал Юлиан Семенов, который сразу дуплетом выдал "Бомбу для председателя" (1970) и "Бриллианты для диктатуры пролетариата" (1971). Понятно, что в романе про бриллианты не было никакого пролетариата, а председатель играл эпизодическую, пустяковую роль в сюжете... но кого это волновало? кто ныне помнит сюжеты этих романов? Главное, у Семенова, опытного садовника, формула прижилась на нашей почве, пустила первые побеги.
И все-таки до победоносного шествия по российским обложкам предлога "для" было далеко. Легче всего было фантастам - благо их муза находилась на периферии, где "модерновость", "западность" новой конструкции не так бросалась в глаза: тихо издавались "Закон для дракона" (К. Булычев), "Волчок для Гулливера" (А. и С. Абрамовы), "Планета для контакта" (Е. Гуляковский) и тому подобное. Тем же писателям, что находились на переднем крае советской литературы, упасть в объятья заветной формулы было страшнее - а ну как коллеги обвинят в искательстве дешевой популярности? В одном из последних романов Виля Липатова (1977) положительный герой, втянутый в мутные гаражные дрязги, даже высказывался в том духе, что кабы он писал романы, то смело назвал бы историю о своих злоключениях так: "Гараж для Игоря Гольцова". Впрочем, Липатов назвал свой роман трусливо-безлико - "Игорь Саввович"...
Эпоха гласности в России утвердилась после републикации в метрополии двух текстов писателей-эмигрантов, сделавших себе имя на Западе. Бикфордов шнур почти одновременно запалили с двух концов. Выход в московском издательстве "Сирин" (1990) романа Э.Тополя и Ф.Незнанского "Журналист для Брежнева" открывал "зеленый свет" жанровой прозе, а появление в журнале "Октябрь" (1989) романа Саши Соколова под названием "Школа для дураков" стало индульгенцией прозе элитарной. Под советской литературой подвели черту: вторжение индивидуально-прикладного "для" превращалось в символ "многовариантной", интересной реальности. Кончилась эпоха, в которой приходилось летать самолетами "Аэрофлота" (за неимением альтернативы), хранить деньги в сберкассе (за отсутствием комбанков), пить пиво "Жигулевское" (ввиду дефицита всякого иного). Новые времена предоставили неограниченный набор бед и соблазнов. Массовая литература, понятно, вырвалась вперед. В гонку устремились все, без исключения, отечественные издатели...
Первым делом, конечно же, отдали дань первооткрывателю - Себастьяну Жапризо, чей вариант выглядел наиболее близким к тревожной российской жизни. Замелькали "Ловушка для Буратино" (В. Роньшин) и "Ловушка для Кощея" (Д. Емец), "Ловушка для умных" (Н. Воронов) и "Ловушка для дураков" (Т. Моспан), "Ловушка для убийцы" (В. Пронин) и "Ловушка для опера" (А. Сухаренко), "Ловушка для беглецов" (А. Харитонов) и "Ловушка для героев" (А. Ильин), "Ловушка для холостяка" (О. Суворов) и "Ловушка для олигарха" (И. Рясной). И так далее. Охота на человека сделалась в порядке вещей - и издатели подкидывали читателям "Капкан для Лиса" (В. Макаров) и "Капкан для принцессы" (Н. Александрова), "Капкан для властолюбца" (И. Гамаюнов) и "Капкан для альбатроса" (Е. Сартинов), "Капкан для честного лоха" (А. Троицкий) и "Капкан для одинокого волка" (А. Михайлов). Опасность подстерегала всякого - спешно выпускались "Аркан для букмекера" (А. Савельев), "Петля для полковника" (В. Сиренко, Л. Захарова), "Удавка для опера" (В. Колычев), "Заточка для свидетеля" (В. Ратников), "Гильотина для госпитальера" (И. Стальнов). Для каждого находилось что-нибудь смертельное: "Пуля для солиста" (В. Колычев), "Шампур для горничной" (М. Шарапова), "Гарпун для Акулы" (С. Зверев). Убить могли штопором, вилкой, порцией супа харчо...
Появились новые герои и тоже потребовали внимания. "Киллер для бизнес-леди" (М. Жукова-Гладкова), "Бордель для депутатов" (И. Волгин), "Миллион для порнозвезды" (М. Рогожин), "Деньги для киллера" (Т. Полякова), "Черные розы для снайпера" (Н. Васина), "Эшафот для авторитета" (А. Тамоников), "Маслины для пахана" (А. Кивинов), "Экстрим для братвы" (Б. Владимиров), "Лохотрон для братвы" (А. Сергеевский, А. Капонов), "Шансон для братвы" (Д. Черкасов), "PR для братвы" (А. Сергеевский, А. Капонов), "Бомба для братвы" (А. Ильин), "Кореш для банкира" (В. Краснов), "Бриллианты для банкира" (И. Волгин), "Бомба для банкира" (Е. Климович) - вот неполный набор убедительных аргументов для серьезных людей. Кстати, власть доказала единство с народом: "Капкан для премьера" (В. Угрюмов), "Тротил для президента" (Ю. Шубин), "Малява для президента" (Р. Трещев). Бушлатик оказался впору.
Некоторые дары были адресными - под них затачивались спецгерои: "Срок для Бешеного" (В. Доценко), "Капкан для Бешеной" (А. Бушков), "Спиннинг для Голодного" (А. Горохов), "Лабиринт для Слепого" (А. Воронин), "Супербаксы для Святого" (С. Зверев), "Золотая жила для Блина" (Е. Некрасов), "Акварель для Матадора" (В. Курицын); хотя по мелочи перепадало и иным фигурантам - "Поезд для Анны Карениной" (Н. Васина), "Грибы для Чебурашки" (Э. Успенский), "Противогазы для Саддама" (Г. Прашкевич, А. Богдан), "Покрывало для Аваддона" (М. Галина). Умным или хорошим предлагалось скромное меню - "Такси для ангела" (В. Платова) и "Рулетка для умных" (И. Сербин). Для глупых или плохих ассортимент был шире: "Альтернатива для дураков" (Ч. Абдуллаев) и "Сказки для идиотов" (Б. Акунин), "Шанс для хищницы" (А. Кубанцев) и "Гран-при" для убийцы" (Ч. Абдуллаев), "Приманка для афериста" (Р. Вчерашний) и "TV для террористов" (А. Цветков), "Кроссворд для негодяев" (М. Шахов) и "Приют для прохиндеев" (А. Ваксян).
За десять прошедших лет российские издатели, расталкивая друг друга и размахивая уже затрепавшимся предлогом, словно дешевым фотоаппаратом-"мыльницей", отражали, фиксировали, запечатляли и утомили. К началу века скорость стала важнее идеи, количество погребло под собою качество, смысл истончился и утратился. В свое время персонаж "Мастера и Маргариты" наивно витийствовал: "Что могут подбросить?.. Ребенка, анонимное письмо, прокламацию, адскую машину, мало ли что еще, но четыреста долларов никто не станет подбрасывать, ибо такого идиота в природе не имеется". Увы, булгаковский персонаж даже не представлял грядущих перспектив. Закружились в бешеной круговерти "Букет для будущей вдовы" (В. Русанова), "Пастух для крокодилов" (С. Кирсанов), "Джек-пот для Золушки" (Д. Ребров), "Алмазы для ракетчика" (К. Козлов), "Маникюр для покойника" (Д. Донцова), "Плутоний для "Иисуса" (Ф. Незнанский), "Мужчина для досуга" (С. Бестужева). И др., и др. Батальоны канареек охрипли в издательских шахтах: хватит, уймитесь, открытие стало банальностью, банальность достигла стадии зубной боли. Но остановить шоу нельзя. Формула вошла в привычку. Сегодня типографские машины выпекают совсем уж дикое - "Парик для дамы пик" (А. Данилова), "Поминки для разминки" (С. Яшин), "Халява для раззявы" (К.Жмуриков), "Фитнес для Красной Шапочки" (Т. Полякова), "Кама-сутра для Микки-Мауса" (Д. Донцова)...
Что будет дальше? При таких темпах скоро дойдет до переименовывания классики по универсальному образцу. На прилавки лягут "Старушка для студента" ("Преступление и наказание"), "Лягушка для нигилиста" ("Отцы и дети"), "Подушка для барина" ("Обломов"), "Подружка для Гумберта" ("Лолита"), "Подслушка для Сталина" ("В круге первом"). И тогда останется лишь ждать появления итоговой книги - под названием "Психушка для читателя". Но прочесть ее будет уже некому.