Виталий Бабенко. Нуль. Роман. М., "Вагриус", 1996.

Русский триллер нынче размножился, как кролик. Теперешний российский читатель, порядком подустав от зарубежных имен и незнакомых городов, "магнумов" и "томпсонов", техасских рейнджеров и поправок к чужой конституции, инстинктивно тянется к своему, родному, понятному. С прилавков мгновенно сметаются книги, в которых одни отечественные живчики на красивых ландшафтах дырявят других, менее удачливых, живчиков из автоматов Калашникова - чтобы потом отпраздновать победу доброй стопкой водки (не виски, не джина и не сакэ) и половинкой соленого огурца (не ананаса и не авокадо) с ломтем подольского хлеба (не с чизбургером). Поскольку читательский спрос на подобные произведения в России покамест превышает предложение, рыцарям русского триллера нет особой нужды изощряться в поисках новых тем и необычных сюжетных ходов: стоит пролистать газету или посмотреть новости по ТВ, как сюжет очередного кровавого боевика готов - можно сразу переносить его на бумагу и получать повышенный гонорар за актуальность...
К счастью, в России уже появляются молодые сочинители детективов, которые не желают следовать выработанному стандарту и играть в поддавки с потенциальным покупателем их книг. Один из таких многообещающих дебютантов - москвич Виталий Бабенко, чей приключенческий роман "Нуль", несмотря на явные художественные просчеты, заслуживает отдельного разговора. Произведению этому удалось выбиться из общего ряда благодаря двум важным обстоятельствам: нетривиальной тематике и неожиданному - по крайней мере, для такого рода литературы - главному герою.
Начнем с героя. Центральный персонаж книги сильно отличается от набивших оскомину бестрепетных суперменов, усталых майоров спецназа или каких-нибудь бритоголовых "качков" без страха, но с упреком. Здесь другое. Главный герой описан автором так, что вызывает, по преимуществу, жалость к себе. Чинный и пресный резонер Сергей Андреенко - весьма печальный, хотя и предсказуемый результат эволюции бывшего (то есть, подававшего надежды) писателя, бывшего веселого предводителя "компании молодых непризнанных московских литераторов", бывшего всеобщего друга, бывшего разудалого пьяницы и бабника, который к сорока пяти годам сделался солидным директором среднепреуспевающего книжного издательства "Сван", владельцем дорогой компьютерной техники, частым гостем зарубежных книжных ярмарок и проч., и проч. Но счастья почему-то нет. Издательская деятельность не приносит Сергею особого удовлетворения (велика ли радость - выпустить в очередной раз "Шум и ярость" Фолкнера?). Почти всех настоящих друзей Сергей благополучно растерял (остался лишь один приятель-графоман, которого нетрудно сразить в разговоре эрудицией; да еще сохраняются "нужные" знакомства среди банкиров и кагэбэшников). Родной сын считает отца абсолютным нулем (и Сергею трудно возразить). Даже водка больше не вызывает радости - только слабое облегчение вначале и тупое похмелье потом, переходящее в хроническую болезнь... Круг замыкается. Если бы наш герой не попал в криминальный круговорот событий, то, право же, эти события необходимо было выдумать - для придания пресной жизни хоть какой-нибудь остроты. Впрочем, что касается собственно криминальной темы, то в произведении не так уж много придумано. И в этом - еще одна важная особенность романа Виталия Бабенко...
О том, что книга - источник знаний, известно каждому с младых ногтей. Но вот о том, что книга может быть источником крупных неприятностей, по-прежнему ясно далеко не всем. Многие по наивности до сих пор полагают, будто книгоиздательский бизнес представляет собой ту заповедную зону, куда не ступает нога крупного мафиози; некую область, где нравы мягче, где конфликт интересов не провоцирует жестоких "разборок" и где нарушения закона не выходят за пределы традиционных уклонений от уплаты налогов (а кто без греха?). Действительность, увы, опровергает такие успокоительные дилетантские заблуждения. Автор этих строк в процессе работы над романами "Перемена мест" и "Поставьте на черное" сумел убедиться в этом самолично. Виталий Бабенко, следуя в кильватере двух вышеназванных романов и, вместе с тем, почти не сбиваясь на повтор уже сказанного ранее, также старается приподнять завесу тайны над малоизвестной - для широкой публики - теневой сферой бизнеса. Недаром ведь детектив начинается с убийства издателя, замаскированного под самоубийство, а заканчивается перестрелкой, в ходе которой едва не гибнут еще один издатель и его сын. По ходу чтения мы становимся свидетелями то рэкета, то киднэппинга, то похищения дискет с набранной книгой. Вместе с читателем Сергей Андреенко проходит путь от обычного страха перед происходящим к остервенению и прозрению, а финальную пулю воспринимает как искупление: как неизбежную плату за предательство себя, молодого...
Жаль, что о безоговорочной удаче автора сказать все же нельзя. Выбрав интересную тему и введя в действие нестандартного героя, Виталий Бабенко удовлетворился этим, по-хорошему не озаботясь ни динамикой повествования (сюжет разрывают огромные и бессмысленные "этимологические" отступления), ни правдоподобием конкретных деталей (все путешествие героя в Америку описано крайне приблизительно, на уровне комиксов: видно, что автор никогда не был в Штатах, либо, побывав, ничего не запомнил, кроме американской улыбки...). Стиль удручает ("пока сусальная краска не осыпалась с розовой зари", "по дну души ползали мрачные предчувствия" и т.п.); количество цитат, зачем-то позаимствованных героями из популярного сборника "В мире мудрых мыслей", не поддается счету (из-за чего многие разговоры персонажей оборачиваются игрой в пинг-понг, где вместо мячика - заемная мудрость). Все это существенно ослабляет сюжет, тормозит действие, раздражает при чтении и потому непоправимо вредит роману, в целом. Книга, поднявшись над уровнем нуля (обычный ширпотреб, начало отсчета), не достигает цифры "один", остановившись где-то на полдороге.
Что ж, подождем новых книг. У Виталия Бабенко есть все задатки, чтобы со временем стать неплохим беллетристом, - фантазия, начитанность, свежий взгляд. Но сумеет ли автор развить в себе эти качества, станет ясно гораздо позднее.