Американский писатель Лев Гурский порадовал своих российских поклонников романом "Перемена мест", выполненным, как и предыдущий ("Убить президента"), в жанре политической фантастики...
Шпионский или политический триллер как жанр отличается от детектива глобальностью представленных в нем катастроф. В классическом детективе дело ограничивается тем, что жена травит супруга или вор крадет жемчужное ожерелье. Для триллера это решительно мало. Если уж травить - так всю сельскохозяйственную живность Англии, если уж красть - так весь золотой запас Америки или, по крайней мере, парочку ядерных боеголовок.
Романы Льва Гурского строго следуют канону. Даже если герой начинает со сравнительно простого задания: ну в самом деле, подумаешь, выкрасть дискету с текстом какого-то боевика, то выкрадет он не американское чтиво, а сценарий будущего России.
Сказав "строго следует канону", мы не имели в виду принизить как текст, так и канон. Если в элитарной литературе произведение тем более совершенно, чем менее оно похоже на образец, то в массовой литературе произведение тем совершеннее, чем более оно отвечает канонам.
Автор имеет право нарушить правила, но лишь одно зараз. В случае Гурского нарушенным правилом является серьезность повествования. В силу ли отдаленности от исторической родины, или других причин, г-н Гурский воспринимает и изображает российские события в несколько утрированном виде. Проще говоря, мы имеем дело с детективом-гротеском.
Благодаря этому изящному кунштюку г-н Гурский становится совер- шенно неуязвим для обычного замечания по поводу такого рода про- изведений: "Этого не бывает". Конечно, господа! Сыщика Штерна не бывает, как не бывает Гаргантюа и Пантагрюэля...
Положительное отношение ко всяким там президентам, прокурорам, а тем более отдельным представителям спецслужб - альфа и омега американского политического триллера и табу для российского ин- теллигентского сознания.
В силу ли географических, или иных причин, романы Льва Гурского отвечают принципам американской political correctness и кое-где противоречат установкам российской интеллигенции.
Г-н Гурский опровергает и еще одно мнение, бытующее по поводу детектива. Выясняется, что лихо закрученное, барочное предложение, в котором метафоры кишат, как лещи в богатой ухе, вовсе не привилегия элитарных текстов.
Детектив держит писателя в ежовых рукавицах. Если ты, например, пишешь нечто элитарное, тебе достаточно углядеть на своей тарелке пирожное "мадлен", чтобы начать философствовать по его пово- ду. Припоминать, когда ты его в последний раз ел и как солнце светило на его сахаристые бока и, роясь в сундуке памяти, вытаскивать оттуда лоскутное одеяло фантиков. А если ты пишешь нечто массовое, то... то тебе можно вытащить из сундука памяти столько фантиков, сколько ты захочешь, но с одним дополнительным условием - чтобы крючочки воспоминаний и метафор зацепились за действие. Чтобы до героя вдруг дошло, что в пирожном "мадлен" скрывается бомба или подслушивающая аппаратура, или иная движущая сила сюжета, и чтобы в самый подходящий момент объект авторских описаний не был бы банально съеден или забыт в холодильнике, а чтобы его метнули с треском и воем в правительственный, скажем, ЗИЛ.
Частный детектив Яков Штерн, как и честный сотрудник ФСК (теперь уже ФСБ) Максим Лаптев (герой "Убить президента"), явно принадлежат к "серийным" героям с легко запоминающимися привычками и характеристиками: Яков Штерн, с его еврейским шнобелем и кашей на завтрак из еще бабушкиных запасов, построен по тому же принципу, что Шерлок Холмс с трубкой и скрипкой или Эркюль Пуаро с его усами и стремлением к симметрии.
Новые встречи с этит героями, судя по плодовитости автора, не за горами. А уж что касается тем и сюжетов для политической фантастики - тут уж за российской действительностью не заржавеет.

"Общая газета", 1995, N 30 (27 июл. - 2 авг.), с. 10.