В середине 90-х известный саратовский критик Роман Арбитман издал несколько детективных романов под псевдонимом Лев Гурский. Писатель Гурский якобы жил в США, но "при виде того, что делается дома" отнюдь не впадал в отчаянье, как это свойственно многим эмигрантам, и даже напротив того - относился к российской политике и новорусскому бизнесу с тотальной иронией. Отдельное удовольствие составляло отгадывание прототипов выведенных в его книгах персонажей.
Мистификацию скоро разоблачили, но романы имели успех: один из них попал в шортлист Букеровской премии (кажется, первым из опусов несерьезного жанра), по двум романам был снят телесериал (правда, герой, частный сыщик Яков Штерн, на ТВ превратился в Дубровского). Потом Гурский что-то замолчал, и новый роман о похождениях Штерна явился публике только сейчас.
Книжка вышла под издательской шапкою "Ехидный детектив", что сразу же отсылает нас к "ироническому детективу" - жанру, представленному в России в первую голову Дарьей Донцовой. Но чтобы провести сколько-нибудь развернутое сравнение, надобно хоть один из романов Донцовой дочитать до конца, но тут, как говаривал Пушкин, "я на свои силы не надеюсь". Уж лучше мы сравним "Траекторию копья" с нашумевшим недавно "Господином Гексогеном" Александра Проханова. К тому есть многие поводы: в обоих романах имеют место вселенский заговор и чеченский терроризм, фигурируют политики и чекисты, а дело происходит в Москве рубежа веков.
Роман Проханова может быть прочитан как пародия на "Мастера и Маргариту". Здесь тоже в обыденную жизнь вмешиваются силы космического порядка, равнодушные к добру и злу, здания не пылают так взрываются, над Москвою в небесах летают голые женщины, юродивые предпринимают частные крестовые походы, являются изумленной публике отрубленные головы: Хотя дистанция, разумеется, огромного размера: роман Булгакова - признанный шедевр, опус Проханова написан крайне скверно; религиозная философия "Мастера и Маргариты" находит весьма слабое соответствие в доморощенной геополитологии "Господина Гексогена", а место великолепного булгаковского юмора заступает сосредоточенно-исступленная, но совсем не смешная прохановская сатира.
Роман Гурского находит явные соответствия в другом культовом произведении - "12 стульях" Ильфа и Петрова, в особенности в московской его части. Прежде всего фабула: там шла охота за брильянтами, спрятанными в стульях; тут расследуется тайна начинки расставленных по всему миру многочисленных изваяний Георгия Победоносца работы скульптора Захара Сиротинина, фаворита московских властей (хотя на самом деле оба сюжета восходят к рассказу Конан Дойля "Шесть Наполеонов" - там в одном из гипсовых бюстов Бонапарта был спрятан алмаз). Там и тут перед нами проходит выводок богемных персонажей: в "12 стульях" - со стихотворцем Ляписом, профессиональным остряком Изнуренковым, кутюрье на медные деньги Эллочкой, а также целым театром "Колумб"; на страницах "Траектории копья" мелькают пропавший фотограф Дима Ганин и светская фотографиня шведка Труди, упомянутый академик художеств Сиротинин, баритондепутат Купершмит, который еще и эпиграммы пишет (гибрид Кобзона и Губермана), галерист Мурат, профессиональный остряк Аванесян (гибрид Петросяна и Жванецкого), а также цирковая труппа лилипутов: Есть соответствия даже среди третьестепенных фигур: там мелькала гадалка Елена Станиславна, тут является дамочка-медиум Серафима Ивановна: Есть и различия: самое существенное - у Ильфа и Петрова выведены типы, у Гурского - конкретные и узнаваемые физиономии. Есть и перекрестные опыления: Яков Штерн в самой первой сцене пародийного поединка сильно напоминает Коровьева и Бегемота сразу; фантастическая развязка не обошлась без чертовщинки, но тут уж ничего не попишешь: Москва плюс комическая стихия плюс чекисты и теракты, как ни крути, равняются Булгакову.
В целом же между "12 стульями" и "Траекторией копья" дистанция далеко не безнадежного размера, как между "Мастером" и "Гексогеном". Радует прежде всего отсутствие у Гурского менторских претензий и приторного пафоса (ирония, впрочем, тоже пафос, но совершенно другого вкуса). Правда, Гурский ведет повествование от первого лица, и его герой поначалу беспрерывно и несколько утомительно острит; но потом экшн вступает в свои права и тон повествования выравнивается.
Остап Бендер с Яковом Штерном имеют немало общих черт и повадок, не говоря уж о пятом пункте. Оба они, каждый в своем роде, частные детективы, к тому же разочарованные в личной жизни. Остап, как всем известно, чтил уголовный кодекс; Яков персонаж тоже не без профессиональной этики: Правда, почему-то он соглашается работать на всех подряд - и на МУР, и на ФСБ, да ко всему еще и на парочку частных лиц - так ли поступали высокие образцы? а еще представляется: "Меня зовут Штерн. Яков Штерн"... Впрочем, Бендер, на наш вкус, обаятельней: у Штерна все-таки имеется некоторое неизжитое еврейское занудство.
Качество язвительности у Гурского высокое. Роман изобретательно выстроен в рассуждении композиции. Залихватско-фантастические сюжетные ходы мы склонны считать недостатком романа, но другие читатели вполне могут счесть их его достоинством.
Газета "Край" (Кемерово), 18 апреля 2004 года