Мой телефон стоит возле кровати, у изголовья. Раз в две недели он будит меня протяжными, ни на что не похожими звонками. А, может, звонки самые обычные просто кажутся мне длинными со сна. На часах три или четыре утра. Самое время поговорить. Я сонно нашариваю трубку.
- Здравствуйте, Рома, - бодро говорит трубка.
- Доброй ночи, - привычно бормочу я. Или доброе утро. Как вам больше нравится.
- Извините, Рома, столь же привычно оправдывается собеседник. - В это время босс разрешает звонить из офиса. Пятнадцать минут за счет фирмы.
Между городом Саратовом и американским городом Вашингтоном, округ Колумбия, разница во времени составляет восемь часов. Правда, я до сих пор так и не удосужился выяснить, в какую сторону разница.
- Да ладно, чего там, - успокаиваю я вашингтонца. Я понимаю. Халява плиз. Сам такой. Кстати, я уже и проснулся.
- Очень хорошо, - облегченно вздыхает мой собеседник. Ему надо со мной поговорить, но он, человек деликатный, не хотел бы дос- тавить мне неудобство. Прайвиси - американский принцип. Но раз я не обижаюсь, значит, все в порядке. Значит, можно говорить.
Человек из Вашингтона -и ностранец в первом поколении. Когда-то, лет пятьдесят с хвостиком назад, он родился в нашем Саратове. Учился и работал в Ленинграде. В начале 80-х по израильской визе дернул в Штаты. Сейчас работает в солидном литагенстве, продает права на издание Лейна, Билла Стюарта, Макдональда, Кэтрин Шоу и прочих ходовых авторов. На мой вкус все (кроме Макдональда) - чистая пластмасса: ярко и несъедобно. Но этим глупым читателям нравится, и мой собеседник неплохо зарабатывает. Подозреваю, что он не разорился бы, если бы звонил в Саратов и за свой счет.
- Как там мой роман? - осторожно интересуется собеседник. - Расходится?
В свободное от литагентства время мой вашингтонский знакомец сам пописывает романы. Такие, значит, триллеры из российской жизни, с кремлевскими тайнами, роковыми блондинками и стрельбой. Раньше эти триллеры издавались только у них, на Вашингтонщине, и у автора не было с ними особых проблем. Теперь его опусы издаются у нас, на бывшей родине, и проблемы появились. Выяснилось вдруг, что современную русскую жизнь автор знает меньше, чем хотелось бы. Американцам он мог пудрить мозги соболями и рашен водкой. Но вот нашим читателям, по его мнению, все-таки нужно хоть какое, но правдоподобие. Для этих целей призван я -как редактор и консультант...
- Ваш роман расходится отлично, - рапортую я. - Первый двадцатитысячник уже продали, сейчас идут переговоры о переиздании в виде покетбука... Наш читатель вас любит, - добавляю я, чтобы сделать вашингтонцу приятное. На самом деле я понятия не имею, как относится читатель к этому автору. Покупают неплохо, но это никакой не показатель. Сейчас хоть телефонную книгу упакуй в целлофанированный переплет, напиши сверху "Новый русский детектив", выложи на прилавок - расхватают. Даже не удивятся такому большому количеству действующих лиц.
Американец доволен. Но, будучи деловым человеком, он старается ограничивать время на эмоции. Тем более по международному телефону. Так что сейчас пойдут деловые вопросы. Ага...
- А скажите, Рома, - осведомляется триллерист с той стороны Атлантики, - какие пистолеты имются на вооружении у теперешней милиции?
- "Макаровы", наверное, - предполагаю я. Знакомых милиционеров у меня нет. Те, что и были, давно ушли со службы. Платят мало, хлопот много и, если что, вдовам - только почетная грамота от министерства. За большие заслуги.
Мой собеседник, похоже, не очень доволен ответом.
- А "кольтов" у них совсем нет? - интересуется он. - Таких, сорок пятого калибра?
- Боюсь, что... - виновато говорю я.
Писатель не был на бывшей родине лет пятнадцать, хотя много о ней читает - и про грандиозные перемены, и про новые здешние проблемы. Тем не менее какие-то вещи выше его разумения. И мне трудно объяснить, почему у милиции нет "кольтов", легких японсих раций, автоматов "узи" и особо прочных бронежилетов, которые бы стопроцентно задерживали пули из "ТТ". И почему все перечисленное есть, наоборот, у тех, кого милиция должна ловить.
- А скажите еще, Рома, - продолжает свои познавательные расспросы писатель, как сейчас в народе называют сотрудников КГБ?.. То есть я хотел сказать - ФСК?
- Да никак вроде не называют, - подумав, отвечаю я. - Как-то эта тема вообще исчезла из разговоров.
Писатель искренне удивлен. В его время все только и говорили про КГБ - шепотом и на кухнях. Теперь у нас на кухнях только едят.
-Вот у меня в романе, - сообщает он мне, почему понижая голос, - чекистов все называют фискалами. От ФСК. Неплохо придумано, верно?
- Неплохо, - соглашаюсь я, без особого, впрочем, энтузиазма. Я решаю про себя, рассказать ему или нет, что выдумка его устарела. Поскольку наши безопасные органы опять переименовали, третий или четвертый раз за последние пять лет. Видимо, под новым названием работаться будет не в пример эффективнее... Нет, не стану я разочаровывать писателя, портить ему минутное удовольствие. Молчу.
- И еще я хотел вас спросить, Рома, - голос вашингтонца звучит несколько смущенно. Это значит, что деловые вопросы кончились и сейчас пойдут неделовые. - Критика что-нибудь пишет о моем последнем романе? Ругает, наверное?
- Да все нормально, - успокиваю я. - Критика пишет и даже, в основном, хвалит...
Самое смешное, что это - чистая правда. Я сам удивлен. Наша критика обычно не то что про детективы, но и про нормальную прозу или поэзию давно перестала писать. Скучно. Это касается, кстати, не только литературы. Чтобы твоей выставке картин ка- кой-нибудь вшивый таблоид уделил строк сто, ты должен как минимум раздеться догола и проскакать на четвереньках по Тверской. Правда, в таком случае и картины писать уже не обязательно. Достаточно просто показать зад и придумать к нему концепцию. В Америке такие дешевые фокусы были модны лет тридцать назад...
- Честно, хвалят? Вы не шутите? - между тем переспрашивает писатель.
Он не сомневается в моей честности. Просто ему, вероятно, хочется услышать приятные слова еще разок. Там, в Вашингтоне, их разве дождешься? Тамошние слависты и жанра-то такого не знают - детективного... Тут я представляю, как мой собеседник, человек солидной комплекции, для привлечения внимания к своим романам раздевается и бежит по Тверской - и с трудом удерживаюсь по неприличного смеха, который мне было бы трудно объяснить. Чем хорош детектив, российский ли, новозеландский ли, что он весь как на ладони. И критерия только два: интересно читать или неин- тересно. Моего собеседника, по-моему, читать достаточно интерес- но. Несмотря на всю "клюкву", которую я охапками выдергиваю из каждого его романа.
- Натурально, хвалят, - подтверждаю я. - Факт. - Я шарю по столу, надеясь найти какую-нибудь газетку с рецензией (обычно я держу их неподалеку), ничего не нахожу и цитирую по памяти. Писатель польщен.
Теперь можно сообщить ему и неприятную новость.
Дело в том, что книжные пираты из ближнего зарубежья, похоже, положили глаз на один из ранних романов моего вашингтонца. И, по слухам, тиснули его книгу, никого не спросясь. Естественно, бесплатно.
- А разве такое возможно? - даже не огорчается поначалу, а просто удивляется этот наивный русский янки. - Есть же авторское право...
Я популярно объясняю ему (в который раз!), что закон об авторском праве - как и многие другие законы - в России покамест отдыхает. Из всех видов собственности интеллектуальная у нас менее всего защищена. Как-то не до нее.
- А скажите, Рома, - неожиданно спрашивает писатель, - фашисты у вас действительно могут прийти к власти?
В одном из романов писателя фашисты приходили-таки к власти в России. Но роман назывался фантастическим.
"Нет, что вы! - хочу я ответить вашингтонцу. - Да ни в жисть! У нас, наоборот, борются с фашизмом с утра до вечера".
Но вместо этого я просто молчу. Писатель понимает мое молчание по-своему.
- Хотите, Рома, я вам приглашение устрою? - деликатно предлагает он. - Пока на полгодика, а там видно будет. Как у вас с разговорным английским?
- Хреново, - отвечаю я, сильно при этом преувеличивая.
Дело, собственно, не в английском, язык-то можно подучить. Я не хочу никуда уезжать - вот в чем штука. Это моя страна. Не "страна проживания", а просто страна. Но объяснять все это американскому писателю слишком долго. Мы и так уже превысили лимит.
- Знаете что, - говорю я вдруг. - А напишите в самом деле, что у наших милиционеров - "кольты" 45-го калибра! Честное слово, я не буду в вашей рукописи это исправлять.
- Но ведь это же будет неправда, - удивляется американский писатель.
- Пусть неправда, - весело отвечаю я. - Зато красиво.

"Век", 1995, N 27 (14 - 20 июля)